Всемирное торжество мясной цивилизации / Экономическая Безопасность

У российских горожан от слов «сельское хозяйство» лица становятся такими кислыми, словно речь идет о чем-то бесполезном и даже вредном. С советских лет мы привыкли видеть в деревне черную дыру, в которой бездарно и бесследно исчезают любые дотации, субсидии, кредиты. Между тем в минувшем июне министр сельского хозяйства России Елена Скрынник пообещала «завершить этап импортозамещения по мясу птицы, свинине» к 2013 году.

А уже пару недель назад, в октябре, премьер Владимир Путин заявил: «В предыдущие годы мы закупали в Соединенных Штатах полтора миллиона тонн мяса птицы, в этом году вышли на триста тысяч. Я думаю, что в следующем году и в последующие годы мы сможем вообще фактически обходиться без импорта». Выходит, российский АПК восстает из руин под сурдинку пересудов о полном своем крахе, а горожане об этом и не подозревают? Тему мы попросили прояснить экономиста, члена правления РСПП Виктора Бирюкова.

  Прочитала на вашем сайте, что сегодня Россия обеспечивает свои потребности в мясе уже на 78% и быстро приближается к 85% – показателю Доктрины продовольственной безопасности. Лет пять назад такой уровень импортозамещения казался нереальным, причем выскочить на него даже всемирная рецессия не помешала! Почему же общество «в упор не видит» этой сенсации?

– Она просто не вписывается в концепции многих лидеров мнений, прежде всего видных ученых. С их точки зрения, наш агропром не может стать эффективным просто потому, что этого не может быть никогда. К примеру, философ Виктор Ильин пишет в своей книге «Мир Globo. Вариант России», изданной в прошлом году: «Мы не выйдем за границы здравого смысла, предположив, что в текущий момент развернулась далеко идущая линия на ликвидацию сельского хозяйства». Или вот, скажем, историк Вардан Багдасарян в начале минувшего лета на конференции в Российской академии наук засыпал нас цифрами, которые убеждали в скором конце сельского хозяйства. Тракторов с комбайнами становится меньше, сельхозугодья используются все хуже, падает производство мяса и так далее, и тому подобное.

 А разве на самом деле это не так?

– Не совсем так, поскольку экономика АПК не терпит линейных экстраполяций типа «если тракторов меньше, то это плохо». Понимаете, и доктор философских наук Ильин, и доктор исторических наук Багдасарян – прекрасные специалисты в сферах своих научных интересов. Оба они по моему приглашению побывали в качестве экспертов за круглыми столами «Диверсификация российской экономики», которые мы проводим в московском Доме экономиста при поддержке Вольного экономического общества России. Оба запомнились своими умными и яркими выступлениями, с которыми, кстати, можно ознакомиться в интернете.

 Хотите сказать, что доктора не сельскохозяйственных наук не вполне разбираются в агропроме?

 – Они не учитывают отраслевой специфики. С одной стороны, сегодняшние трактора и комбайны гораздо надежнее своих предшественников, «украшавших» ржавыми остовами советские пейзажи. С другой стороны, производительность сельхозтехники сейчас в разы выше, чем у машин, произведенных лет 10–15 назад. Поэтому снижение числа комбайнов суть следствие модернизации, а не деградации. Так, новый канадский трактор заменяет от трех до пяти наших тракторов и засевает 200–250 гектар в день, внося сразу и протравленные семена, и гранулированные удобрения. Соответственно в Канаде укрупняются фермерские поля с нынешних 500–600 до 3000–4000 гектар. Но и у нас в России примерно те же тенденции. Например, в животноводстве на единицу продукции теперь требуется в 10 раз меньше персонала, чем 20 лет назад. А благодаря повышению культуры растениеводства в последние годы устойчиво растет урожайность, и часть сельхозугодий простаивает именно по этой причине.

 Иными словами, пренебрежительное отношение ряда ученых к нашему агропрому объясняется недостатком знаний?

– Добавьте сюда еще и пару психологических обстоятельств. Во-первых, в отличие от технарей и экономистов, к цифрам гуманитарии относятся без должного пиетета. Не учитывая, что в информационном обществе все процессы идут с невиданным ранее ускорением, они в 2010 году преспокойно опираются на статистику 2005–06 годов. В итоге из поля зрения выпадают результаты работы и по национальному проекту «Развитие АПК», и по государственной программе, в которую этот нацпроект был преобразован. Во-вторых, научная интеллигенция по доморощенной российской традиции просто склонна поругивать власть. А потому, как мне кажется, ученые мужи порой и слышать не хотят ни о каком нацпроекте: дескать, это пустая пропаганда. Например, профессор Ильин упорно приписывает успехи нашего агропрома исключительно отдельным энтузиастам, а профессор Багдасарян почему-то считает, что эти успехи напрочь перечеркнуты отставанием по крупному рогатому скоту.

 Зато председатель правительства, похоже, гордится этими успехами. «За последние несколько лет производство куриного мяса в России выросло на 70 с лишним процентов, а свинины – на 39%, – сообщил недавно Владимир Путин. – Это очень существенный рост для любой экономики, для любого сельского хозяйства». Но как именно госпрограмма способствует подъему АПК, «как это работает»?

 – Государство частично возмещает проценты по кредитам – в объеме 80% ставки рефинансирования Банка России. Плюс государство компенсирует 10% расходов на ГСМ в ходе сезонных полевых работ. Столь скромной поддержки (по сравнению со многими странами) хватило, чтобы птицеводы уже сильно превзошли уровень 1990 года, а свиноводы почти его достигли. Пять лет назад это казалось фантастикой, причем ненаучной. Наши модернизированные и тем более новые предприятия не уступают или очень мало уступают лучшим зарубежным, в отчетах все они так и называются – «высокоэффективные». Причем дело не только в количестве, но и в качестве. Сегодняшняя курятина заметно лучше дистрофичных советских цыплят, а свинину вообще не сравнить с тем жутко зажиренным мясом, за каким некогда давились люди в гастрономах.

 А «ножки Буша»?

– А что «ножки Буша»? Именно благодаря им в 1990-х годах миллионы наших семей получали необходимый животный белок и кое-как сводили концы с концами. Газета New York Times в начале 2010 года вспоминала: «Эта продукция, в основном бедра и крупные голени, помогла накормить голодных россиян в период экономического краха. Но она же стала символом унижения народа». Чистая правда! Однако затем больной оклемался, пошел на поправку, ему разрешили ходить на костылях, а позднее – с тросточкой. Наконец он окреп настолько, что провел ревизию своего рациона. И обнаружил, что практически единственный в Европе питается мясом, которое от всей души обработано токсичным веществом – хлором. Если Евросоюз такую птицу к себе не впускает, то почему желание россиян избавить себя от лишней «химии» еще недавно казалось кому-то несправедливым или политическим?

 Виктор Степанович, свежая запись в вашем блоге носит интригующий заголовок «Планета мясного триумфа». Признайтесь, вы таким образом продвигаете интересы отечественных мясопроизводителей?

– Нет, интересы всех россиян. Открою вам большой-большой секрет: наши мясопроизводители обсуждают уже не самообеспечение мясом, но превращение России в стратегического экспортера продовольствия с высокой добавленной стоимостью...

 И такое продовольствие – естественно, мясо?

– Да, мясо. Ведь это продукт глубокого передела зерна и других кормов. Перед нами – колоссальный, трудно насыщаемый рынок. За 2009 год средний россиянин съел 58 килограмм разного мяса (птицы, свинины, говядины, баранины и прочего), европейцу досталось 95–110 килограмм, а американцу – 120. И весь мир стремится к этим самым 120 килограммам: родилась «новая американская мечта». В бедных странах мясо – праздничный деликатес, а в богатых – повседневная еда. Так, в Канаде средняя семья трапезничает с мясом дважды в день, и безо всяких выходных! Но возвращаюсь к экспорту: в 2010 году уже состоялись пилотные поставки российского мяса за рубеж.

 Вы утверждаете, что мясо в ежедневном меню – это один из стандартов общества потребления, которое иначе называете мясной цивилизацией...

– Совершенно верно, по всей Земле вместе с обществом потребления победила мясная цивилизация. Она подмяла под себя всех остальных – цивилизацию риса и морепродуктов, цивилизацию картошки и хлеба, цивилизацию фруктов и овощей. Даже в Японии, начиная с 2007 года, потребление мяса опередило потребление рыбы.

 Но в своих публикациях и докладах вы призывали к обузданию избыточного потребления. Оно, мол, ведет к самоистребительному для человечества разбазариванию ресурсов. Нет ли здесь противоречия?

– Видите ли, я призывал к обузданию безграничной жадности, к сдерживанию иррационального поведения. Да, я против того, чтобы, торгуя долгами, производить из воздуха финансовые инструменты – деривативы. Я против того, чтобы перенаселенные квартирки соседствовали с пустующими башнями «элитного» жилья. Я против того, чтобы улицы были забиты здоровенными автомобилями, в каждом из которых едут лишь по одному–два человека. Я против того, чтобы мегатонны несъеденной еды отправлялись на помойку. И так далее. Но при этом я – за обилие мяса в рационе.

 Отчего именно мяса? Почему победа досталась мясной цивилизации, а не какой-либо иной?

– А потому что человек по природе – мясоед. Роспотребнадзор рекомендует каждому из нас съедать ежегодно мяса пускай и не 120, но 70–75 килограмм в год. И, между прочим, в позднем СССР люди ели мясо именно в таком количестве, хотя добывали его всеми правдами и неправдами. Так что – вперед! А когда накормим россиян – всерьез развернемся к Азии и Африке, где в ближайшие 40 лет ожидается бурный рост спроса на мясо.

  Но согласитесь, пока в России мясо в ежедневном меню не каждому по карману.

– Конечно, соглашусь. Для достижения цифры Роспотребнадзора предстоит еще немало потрудиться. Требуется: производить больше мяса для внутреннего потребления; поднимать уровень жизни, чтобы мясо стало общедоступным, как в странах «золотого миллиарда»; выправлять ситуацию в скотоводстве – самом отсталом направлении отечественного животноводства (подробнее об этом статья «России нужны... Быки»). Общество потребления неслучайно стало цивилизацией именно мяса, и диетологи берут цифры не с потолка: тут биологический смысл. От братьев меньших человек отличается главным образом разумом и повышенной сексуальностью. А сырьем как для мыслительного процесса, так и для выработки половых гормонов служат животные белки. Наряду с Homo Sapiens, нас можно называть Homo Amorabundus – «человеком, томящимся любовью».

  А как же вегетарианцы?

– Не хочу обижать вегетарианцев, но люди без мяса – как бы это помягче сказать? – не умнеют. У матерей-вегетарианок дети чаще среднестатистического уровня бывают слабоумными. Школьники на молочной диете заметно отстают по сообразительности, лидерским качествам, мышечной массе и выносливости от сверстников с мясной диетой. Ну, а об асексуальности – «бесполости» – вегетарианцев общеизвестно: неслучайно же мясо запрещено в монастырях. Вспомним наконец, что ближайший дикий родич человека, шимпанзе, – отнюдь не вегетарианец. А вот более далекие от нас человекообразные обезьяны обходятся растительной пищей.

 В своем блоге вы говорите, что в последнее время люди пытаются носить мясо в качестве обуви и одежды. Вокалистка леди Гага обрядилась в мясной наряд с ног до макушки, а кинозвезда Брюс Виллис удивил публику париком из говяжьего фарша. Вы полагаете, подобный эпатаж и впредь будет иметь место?

– Да. Неслучайно те, кого вы назвали, – американцы и одновременно символы общества потребления. Именно в США, где потребление мяса достигло рекордной отметки, этому продукту уже тесно на столах. И мясная цивилизация буквально прорывается в шоу-бизнес. Нравится нам это или не нравится. Мне, к примеру, подобное использование мяса «от переедания» не по душе, я вообще не люблю попсы и тем более гламура. Но объективно мясо имеет судьбоносное значение для человечества – вся прочая еда отдыхает! Полагаю, у производителей мяса в России радужные перспективы – особенно с учетом нашего мощного резерва сельхозугодий, каким не располагает практически ни одна страна мира.

Версия для печати